Фонд развития культуры Возвращение

IV музыкальный фестиваль “Возвращение”: о корнях, влияниях, романтической музыке и об удовольствии, которое музыка должна и может доставлять

“ Фестиваль “Возвращение” – уникальный проект, организованный русскими молодыми музыкантами, воспитанными русской школой и теперь большую часть своего времени (учебного, конкурсного, концертного) проводящими на Западе. Многие из них активно концертируют и в России, но основная их практика в большей степени – часть мирового контекста. ”

Они представляют примерно одно поколение – немногим больше двадцати и вряд ли тридцать. Они вместе учились здесь, теперь разбросаны по миру. Западноевропейский или американский исполнительский контекст для них во многом более актуален. Фестиваль “Возвращение” дает им возможность действительно возвращаться сюда, причем так, что этот жест оказывается художественно красивым, концептуально сильным и действительно интригующим. Год назад активистами фестиваля был организован фонд “Возвращение”, под эгидой которого в апреле прошлого года состоялся эффектный проект “Новые русские композиторы”, в ближайшем будущем планируется релиз записей лучших фрагментов четырехлетней истории фестиваля, потом – проект “Репрессированная музыка”. Нынешний фестиваль, организованный фондом (в сотрудничестве с Французским культурным центром, Британским советом, Москонцертом, Антрепризой МСМ), впервые прошедший в виде четырех концептуально выстроенных концертных программ на одной концертной площадке, как и в прошлые годы, осуществлен на безгонорарной основе. Музыканты приезжают сюда за свой счет, собираются примерно на месяц, репетируют, в итоге русская публика имеет событие, каждая программа которого умна, элегантна, профессионально и с удовольствием, далеким от будничного академизма, сыграна. Первая – “Корни”, из “незатертой” филармонической рутиной музыки (Каретников, Бабаджанян, Васкс, Кодаи), – предъявила уникальную тонкость музыкантского слышания неодномерных, ясных или странных национальных интонаций и отношений внутри музыки. В другой – “Романтической музыке” – лишь феерически темпераментно и тонко сыгранный квинтет Шуберта отвечал за&nbspXIX век, остальное же было изысканным романтизмом ХХ (Хиндемит, Берг, Денисов). Программа “Влияния” (французская и русская музыка – Равель и Мусоргский, Стравинский, Десятников, Пуленк и Прокофьев) – эффектный пример свободного и умного музыкантского ориентирования в большом пространстве европейского искусства. И, наконец, “Концерт по заявкам” – предпочтения, козырные карты участников фестиваля, и в завершение – по традиции специально сочиненная для “Возвращения” партитура. На этот раз это была энергичная минималистски ориентированная “Game&nbspOver” Артема Васильева. Вот некоторые имена тех, чей изумительный инструментализм и эмоциональность, тонкая настройка индивидуальной оптики, способность получать и доставлять музыкальное удовольствие сделали фестиваль событием: Роман Минц, Дмитрий Булгаков, Екатерина Апекишева, Алексей Саркисов, Ксения Башмет, Борис Андрианов, Геннадий Вал, Борис Бровцын, Евгений Тонха, Мария Чепурина, Полина Осетинская, Алексей Гориболь, Кристина Блаумане. Впервые в фестивале принимают участие иностранцы – скрипачка Тамаки Кавакубо, ученица Захара Брона, и Тимоти Парк, ученик Давида Герингаса.

О камерной музыке в России и на Западе, о русской и европейской исполнительских школах корреспондент газеты “Время МН” поговорила с одним из художественных руководителей “Возвращения” Романом Минцем. Ю.Б. Многие музыканты здесь полагают, что камерная музыка в России в упадке. Молодой музыкант может стать либо солистом филармонии, дающей сейчас некоторый концертный опыт, но по большей части с оркестрами далеко не первого ряда, или преподавать. Камерным музицированием занимаются только некоторые антрепризы (такие, как антреприза Московского союза музыкантов). Или сами музыканты устраивают концерты на маленьких площадках.

Р.М. Действительно, в отличие от Англии, в России зарабатывать камерной музыкой, пожалуй, невозможно. Но я не считаю, что камерная музыка в упадке. Пока Жив Валентин Берлинский (художественный руководитель и виолончелист квартета им. Бородина. – Ю. Б.), который занимается этим фанатично, все происходит. В Европе камерное исполнительство, конечно, гораздо более мощно, но если бы я захотел провести такой фестиваль там, это вряд ли было бы возможно: вложения должны были бы быть несоизмеримо больше. Здесь мы занимаемся этим не для денег, а для удовольствия. Такое, пожалуй, возможно только здесь. Даже люди, родившиеся в Америке, получили такое удовольствие, что очень хотят теперь снова сюда приехать.

Ю.Б. Романтическая музыка ХХ века – интересная, красивая концепция для программы. Еще недавно традиции романтического исполнительства и романтической музыки вообще, поскольку, кроме нее, мало что было, воспринимались иногда с позиций прогрессивного исполнительства как своего рода ретроградство.

Р.М. Да, у нас ведь революционное сознание: “Больше никакого романтизма – играем только Баха”. Но всегда есть мейнстрим, и такой мейнстрим как на Западе, так и в России – все равно романтическая традиция. Но моя идея программы – показать, что романтизм сам по себе гораздо шире тех хронологических рамок, которые ему даются. Шире мейнстрима в том числе. Мне кажется, что он по-прежнему актуален. Есть Боря Андрианов, который играет в романтической традиции и делает это отлично. Есть романтизм в музыке ХХ века (так в Хиндемите слышен Шуман), наш взгляд на него, наше отношение. Мне кажется, все это по-прежнему актуально. Что касается других программ – идея “Корней”, – мысль о том, что для всех, кто когда-либо уехал, ощущение корней действительно становится сильнее и актуальнее. А пафос “Влияний” – наше стремление доказать, что французская музыка гораздо больше обязана русской, чем сейчас принято считать на Западе (так же, как есть и обратное влияние).

Ю.Б. Что для вас и музыкантов вашего поколения, играющих на Западе, значат традиции русской и западной исполнительских школ?

Р.М. Это такая привычка – все сопоставлять и противопоставлять. Русская школа сильна, но сейчас все эти противопоставления умирают. Все мы уже результат совмещения разных традиций. Внутри нас в отличие от людей старой закалки уже нет этого конфликта. Для музыкантов, которые ездят, меняют места, в которых они учатся, играют, записываются, такое противопоставление не слишком актуально. Здесь нас когда-то учили чистоте и точности интонации, но всегда ведь найдется, скажем, японец, который сыграет еще чище и быстрее. Я бы сказал, что наш синтез, тот, который возник в этом поколении, – это качество, которому нас учили, плюс то удовольствие, которое музыка вообще-то должна доставлять.

Юлия Бедерова, ежедневная газета “Время“